Та, что творит добро.
Есть в этом слове нечто притягательное, слабый отзвук флейт не сбывшегося, вкус липкой ириски, запретной и оттого самой сладкой на свете. Помните? Хоа-а-анга... пьянит аромат жасмина, самовольно вторгаясь в соленый запах моря, южное солнце, одичалый демон зноя, сыт на рассвете и легко касается вашей кожи мириадами теплых пальцев, мурлыча на весь небосклон:
- Хоа-а-а-а...
Слышите?
И еще - тайна, которая заставляет сердце трепетать птенцом в ладони, предвкушая чудо.
Чувствуете?
Ее звали именно так - я это понял с первого взгляда.
* * *
В тот день я проснулся гораздо раньше обычного, с твердой уверенностью в неизбежности чуда. Так просыпаются дети в свой день рождения; с возрастом, увы, ощущение праздника тускнеет, покрывается мохнатой пылью, будто монета, закатившаяся под диван - чтобы застрять в щели между полом и плинтусом на долгие годы.
Тихонько, стараясь никого не разбудить, я оделся и вышел на улицу.
Ноги сами понесли меня в нужном направлении. И я совсем не удивился, когда увидел ее. Чудо должно было произойти - и оно произошло.
Понимаете?
Она сидела у входа в парк, прямо посреди тротуара, и ждала.
Ждала меня.
Я подошел к ней и сел рядом.
- Здравствуй, Хоанга, - сказал я.
И она, чуть зажмурившись, улыбнулась мне своей обворожительной улыбкой.
Можно, Хоанга?
Да...
Я протянул руку и впервые коснулся ее - ее, полосатого Чуда по имени Хоанга.
Тигры.
Почему они так волнуют нас, не дают покоя, почему нас, хилых выродков обезьяньего племени, так влечет к могучим хищникам? Посмотреть, хоть одним глазком, постоять рядом, пусть по разные стороны разделяющей решетки, но рядом, вместе...
У вас по-другому?
Помню прекрасную, полную теплой грусти и света, повесть Сарояна "Тигр Тома Трэйси". В детстве я зачитывался ею, да и став взрослым, многократно доставал с полки потрепанный томик - и всякий раз ко мне на миг возвращалось то детское ощущение прикосновения к Чуду. А нечеловечески простые, безумно вдохновенные строки Блэйка? "Tiger, tiger, burning bright in the forest of the night..."?! Для меня они в свое время стали шоком, чудесным откровением! Или, не помню уж чей, рассказ "Автоматический тигр"? Или "Тигр для Мальгуди" Р.К. Нарайана? Или крохотная миниатюра, где тигры - совсем не те, кем они нам кажутся...
Ловцы тигров в сети из слов - мы с вами одной крови.
Мы сидели рядом. Смотрели, как поднимается солнце. Мы впитывали его лучи, и радостное томление не проходило - наоборот, усиливалось, заставляя меня ближе придвинуться к ней, обнять за шею...
Я знал: мне - можно.
Можно вот так сидеть, можно гладить мягкую, на удивление шелковистую шерсть, можно улыбаться, когда она время от времени лукаво косилась на меня зеленым глазом. Да, знаю не хуже вас, что у тигров глаза желтые - но у моей Хоанги глаза были зеленые, с озорными золотистыми искорками.
Я ведь уже говорил вам: Хоанга - это чудо.
Помните?
А потом, когда солнце поднялось окончательно, мы переглянулись, подмигнули друг другу, и оба поняли - пора. Хоанга сладко потянулась, дав мне ощутить, как играют под ее шкурой гибкие мускулы, как бурлит в них нерастраченная, веселая сила, требуя выхода!
Мы встали и пошли.
Куда глаза глядят.
Ранние прохожие спешили мимо, по своим прохожим делам. Кое-кто вдруг шарахался в сторону, изумленно охая, спешил убраться подальше - но когда я пару раз оглянулся, то вдруг увидел: улыбки. Мечтательные, изумленные, робкие... всякие. Улыбки пробивались сквозь обыденность лиц первой травой, упрямо расталкивающей серую плоть асфальта - на день, на час, на миг, а там будь что будет! Опомнитесь! Чудо задевает вас жарким боком, Чудо тихо порыкивает, требуя уступить дорогу, Чудо мягко ступает по мятым бумажным стаканчикам и вчерашним окуркам, как вам не ступать никогда, или нет - сегодня вы дойдете до угла летящим шагом, забыв себя, того себя, о ком следовало бы вообще никогда не вспоминать.
И тогда я подумал, что теперь знаю, как выглядят нимбы вокруг голов святых.
Тех святых, что в миру зовутся юродивыми.
Ведь так?!
"Ну... - обалдело вылупился на нас похмельный мужичок со скамейки, служившей ему кроватью. - Может, и так... во дают!"
И зачем-то одернул мятый пиджак.
Вот, судорожно доставая из кобуры пистолет, подбежал усатый старшина. Резко остановился метрах в десяти, суетливо рванул затвор, забыв снять свой "Макаров" с предохранителя.
- Гражданин, немедленно отойдите! Вы что, не видите, кто рядом с вами... Сейчас я буду стрелять!
- Вижу я все прекрасно, старшина, - улыбаюсь я ему. - Только ни в кого вы стрелять не будете. Не в кого тут стрелять. Понимаете?
И становлюсь боком, чтобы загородить от старшины мою Хоангу. С него станется, пальнет наобум...
Старшина теряется и почти сразу находится.
Сказывается выучка.
- Почему без намордника? И без поводка? Не положено!
Я честно пытаюсь представить себе Хоангу на поводке и в наморднике, в результате чего начинаю хохотать.
- Ну я... мне тово... сообщить придется!
Старшина сконфуженно пятится, тыча пистолетом в кобуру, безнадежно промахиваясь; и на усатом лице его помимо воли начинает проступать простодушная улыбка.
Увидел наконец!
Я машу ему рукой, и мы идем дальше.
И нам совершенно все равно, сообщит старшина куда-нибудь, или нет.
От нас не убудет.
Мы идем по просыпающемуся городу, моя рука лежит на спине Хоанги, и нам обоим хорошо.
Видите? - это мы.
А это вы.
Наконец мы сворачиваем в переулок, в котором я живу. Хорошо, что жена вчера убрала квартиру - стыдно было бы привести Хоангу в тот захламленный вертеп, который обычно представляет из себя наше обиталище. Но сегодня - другое дело. Жена как чувствовала, умница!
Все-таки не зря я бредил тиграми всю свою сознательную жизнь! Жена сама не раз покупала мне календари и открытки с усатыми мордами, полными сурового обаяния - и теперь она ничуть не удивилась.
- Нашел свою ненаглядную? - брови ее шутливо хмурятся. - Одной женщины мало, развратник? Как зовут-то хоть?
- Хоанга.
- Хоанга, ты, наверное, голодная? Этот обормот о еде, конечно, и не подумал!
Хорошая у меня жена!
Завидуете?
Вообще-то тигры едят мясо. Много. Это, если кто не знает.
Хоанга тоже ела мясо. Наверное. А еще она ела мороженое "Забава", наполовину сливочное, наполовину шоколадное. И кизиловое варенье, деликатно выплевывая косточки в миску.
Но об этом - после.
Вы когда-нибудь пробовали пригласить тигрицу в городскую квартиру?
Пусть даже достаточно большую, четырехкомнатную?
Подозреваю, что нет.
Так вот, я вам открою страшную тайну - ей там будет тесно!
Стоит ли удивляться, что спустя час мы снова выбрались на улицу:
Хоанга, я, моя жена и сын. Всей семьей.
И пошли бродить по городу.
Я всегда любил месяц май. И всегда знал, предчувствовал: если моя жизнь когда-нибудь перевернется с ног на голову - это непременно случится в мае.
Вы никогда такого не чувствовали?
Да, чудес не бывает - навсегда. И даже надолго. Но май морочил нам головы, и мы искренне верили, что ошиблись.
Мы гуляли по улицам, бесконечно ели мороженое, с полчаса просидели в маленьком кафе под открытым небом, а люди за соседними столиками улыбались нам и подмигивали Хоанге, и еще предлагали заказать соленых орешков или пепси-колы - а Чудо улыбалось им в ответ своей неповторимой улыбкой; в итоге я всерьез начал ревновать тигрицу к ним всем...
О, будь я сам тигром!
Нет, тигром я не был. Но все равно сидел и блаженно улыбался.
Почти как Хоанга.
Зря смеетесь: так, как у нее, у меня все равно никогда не получится.
И у вас - тоже.
Когда мы уходили, нас не хотели отпускать, а горбоносый грузин-бармен все кричал вслед:
- Прихадыты ищо! Завтра прихадыты! Завтра! Я вашэй красавицэ такой шашлык сдэлаю!..
Нас фотографировали - и мы, включая Хоангу, ничего не имели против.
А один парень с "Поляроидом" вскоре догнал нас и неловко протянул снимок.
- На память! И еще... - он повернулся к Хоанге. - Спасибо, что ты есть! Это просто здорово!
Хоанга благосклонно обошла вокруг фотографа, потершись об него.
- Можете ее погладить. Она разрешает, - улыбнулся я. - И не забудьте почесать за ухом.
...Парень ушел, обалдев от счастья, и еще долго оглядывался, пока не затерялся среди прохожих.
- Да, Хоанга, он прав, - наклонясь, прошептал я тигрице. - Спасибо, что ты есть.
"Пожалуйста," - вежливо дернулось ухо, за которым минутой раньше чесал счастливый парень.
Ночь. Цикадами потрескивают рдеющие угли, покрываясь мудрой сединой пепла, без конца пищит какая-то ночная птица, и сияющие глаза звезд с прищуром смотрят на землю.
Кто сказал, что звезды - холодные и колючие?
Они теплые и добрые. Они образуют в небе свое межзвездное братство, где бриллианты идут по цене пыли под ногами; и когда-нибудь мы тоже...
И вы.
Мы лежали у костра. На прихваченном с собой широченном пледе в легкомысленную клетку - он оказался настолько велик, что места хватило всем, даже нашей замечательной тигрице.
Мы лежали и смотрели на звезды, вдыхая смолистый запах сосен.
Четыре пары глаз блестели в ночи, разбрасывая по лесопосадке золотистые искры.
Все-таки прав тот, кто сказал, что тигры - совсем не те, кем они нам кажутся.
А потом был еще один день праздника, и еще, и еще...
Хоанга не делала ничего особенного. И мы не делали ничего особенного.
Мы просто гуляли по городу.
Наведались в знакомое кафе, и горбоносый бармен немедленно выставил перед Хоангой благоухающий шашлык.
- Дэнэг нэ нада! Абидышь! Подарок!..
Мы бродили по площадям и улицам, по паркам и аттракционам - и раскрашивали лица улыбками.
А еще горстями швыряли в чужие глаза искры из золота.
На третий день я обратил внимание, как чисто выметены улицы. И отнюдь не только в центре - мы забирались на окраину тоже. Город потерял свои обычные сумерки в любое время суток; теперь он, мой город, стоял на свету и изумлялся сам себе. Исчезли вечные груды мусора у киосков - владельцам сделалось стыдно. Ведь ОНА может пройти мимо... Позор! Бранные слова быстро становились редкостью; недельная сводка происшествий оказалась на удивление скупой.
Не верите?
И не надо. Лучше мы бросим спорить с вами и пройдемся неспеша по бульвару, взорвав вокруг себя фейерверк праздника.
Если хотите, если вам по-прежнему неинтересно жить, вызывайте пожарных.
Вот мы с Хоангой идем, смеемся, и лишь изредка грозно порыкиваем на слишком уж нахальных мальчишек. Мол, мы вам все же тигры, а не кошки - понимать надо! Мы - хищники, народ такой...
Шалопаи понимали. С первого раза.
И мы с достоинством шли дальше.
Смотрите нам вслед.
Чудеса не вечны. И даже наоборот.
Это знает каждый.
Под вечер пятого дня Хоанга улыбнулась нам чуть грустно. Виновато улыбнулась, гася искры взгляда. И я понял - пора. Теперь ей пора.
- Счастливого пути, - я присел рядом и обнял ее, как тогда, в первый раз, в парке. Горечи не было; только тихая грусть, сотканная из тишины и света. - Мы будем ждать тебя...
И завопил от радости, пугая соседей по подъезду, когда зеленый глаз, плеснув лукавым золотом, подмигнул мне в ответ!
Я был уверен, что это означало - "жди"!
Наш сын уже спал, набегавшись за день; спал и улыбался во сне. Хоанга с моей женой закрылись в соседней комнате... вот так всегда!
Даже если одна из женщин - тигрица, у них все равно найдутся свои женские тайны, которые нам, мужчинам, не предназначены! Ну и ладно.
Тайны - это все-таки здорово!
Потом мы еще долго сидели у окна все вместе.
Прощались.
Наутро мой сын облазил всю квартиру. Даже под диван заглянул. И тайком утирал кулачком слезы. Мужчины не плачут.
Я его понимал.
Я тоже с удовольствием заглянул бы под диван, чтобы вытащить стертую монетку надежды, застрявшую в щели между полом и плинтусом еще в те времена, когда я засыпал и просыпался, улыбаясь.
Тигры.
Почему они так волнуют нас, не дают покоя, почему нас, хилых выродков обезьяньего племени, так влечет к могучим хищникам? Посмотреть, хоть одним глазком, постоять рядом, пусть по разные стороны разделяющей решетки, но рядом, вместе...
У вас по-другому?
* * *
Я шел пустым парком, пиная вчерашние окурки и топча мятые стаканчики из бумаги. Год Тигра, неслышно ступая по земле мягкими лапами, брел рядом; и далекие псы захлебывались в страхе хриплым лаем.
"Доигрался? - беззвучно вопрошал внутренний голос с интонациями опытного следователя, поднаторевшего раскалывать на признания вшивых интеллигентов. - Чудо ему, уроду... А финал? Финал-то где?! Дядя писать будет? Например, патетика: спецназ окружает вас, Хоанга рвет когтями бронежилеты, ты заслоняешь ее от роковой пули... не нравится? Морду воротишь? Тогда лирика: ты садишься ей на спину, и полосатая красавица уносит тебя в край, где зори розовеют над синью залива, а маленькие эльфы с крылышками из слюды..."
- Пшел вон! - вяло огрызнулся я, а Год Тигра только рыкнул, и внутренний голос поспешил убраться восвояси.
От его финалов нас тошнило.
Из-за поворота аллеи стремглав вылетела голенастая девчушка лет тринадцати. На роликах. Она неслась на нас вихрем в цветных налокотниках и наколенниках, пока вдруг не заложила крутой вираж, словно чего-то испугалась. Едва не поцеловавшись со старым ясенем, девчушка описала круг, второй, третий...
Я ощутил себя в центре мишени.
Вот сейчас невидимый палец тронет спусковой крючок...
Девчушка наконец решилась и по прямой подъехала почти вплотную.
- Как ее зовут? - спросила она, глядя рядом со мной и чуть-чуть вниз.
Улыбка первой травой прорастала на бледных губах, еще лишь понаслышке знающих о насилии помады.
- А тебя? - спросил я.
...Хоанга. Та, что творит добро.
Есть в этом слове нечто притягательное, слабый отзвук флейт несбывшегося, вкус липкой ириски, запретной и оттого самой сладкой на свете. Помните?..
Генри Лайон Олди (Дмитрий Громов)
1-2 мая 1998 г.