Далеко не все осознают, какой объем научных работ выполняется каждый год в заповедниках. Сюда приезжают ученые и работают иногда годами, выполняя фундаментальные исследования.

В каждом заповеднике также существуют специальные научные отделы, одной из основных обязанностей которых, является ведение Летописи Природы. Что это такое? Это пульс работы каждого заповедника. По подробности и основательности ведения Летописи можно судить о том, насколько поставлена научная работа в заповеднике. Каждый год собирается море информации о природе, на которую не воздействует хозяйственная деятельность человека. Все это заносится в единый свод, который и называют Летописью Природы.

На наши вопросы отвечает зам. директора по научной работе Сихотэ-Алинского заповедника Елена Пименова:

СВ: Елена Александровна, расскажите нам, какие постоянные исследования ведутся в вашем заповеднике?

ЕП: Не все считают Летопись Природы серьезным исследованием, возможно, не вполне понимая ее важность. Из чего она состоит? В основном это отбор данных на одних и тех же участках (маршрутах). В результате мы получаем ценнейшую базовую информацию, которая потом используется учеными для анализа и получения научных выводов.

В этой работе есть ряд разделов. Я попробую рассказать по порядку. Начнем с того, что мы отслеживаем погодные изменения, проводя метеонаблюдения о различных погодных явлениях в разных частях заповедника. Этими данными мы обмениваемся по заключенному соглашению с Росгидрометом, и это помогает делать прогнозы погоды в крае.

Дальше мы ведем мониторинг живой природы. С этого года мы стараемся возобновить систему, которая была в 70е-80е годы. В те времена, можно сказать, был пик научных наблюдений в заповедниках. Маршруты пронизывали всю территорию и охватывали все типы лесов с разной удаленностью от моря и различным видовым разнообразием. В 90е годы их забросили. Причин много, и в первую очередь это снижение зарплат, текучесть кадров, можно сказать, что и ученых меньше стало. Теперь мы считаем, что настала пора вернуться на уровень, существовавший до распада Союза. Большой объем информации у нас собирают сотрудники отдела охраны, находящиеся на кордонах и ведущие постоянный обход территории. Год будет пробный, потому как общаясь с лесниками, понимаю, что затруднений много.

СВ: Сколько вы наметили маршрутов по заповеднику?

ЕП: Мы бы хотели сделать восемь постоянных маршрутов, но из них нормально функционируют три, потому что там работают более опытные сотрудники — инспектора, проработавшие много лет в заповеднике.

Базовы м разделом Летописи Природы являются исследования флоры и растительности. Мы изучаем местообитания, биологические особенности видов-индикаторов, изучаем новые виды.

СВ: И часто у вас обнаруживаются новые виды?

ЕП: Каждый год. Не новых для науки, конечно, а в основном заносных. Не только на территории заповедника, но и на прилегающей территории. В основном в поселках, на трассе и побережье. В Тернее на огородах практически каждый год появляются новые виды – сорные, заносные. Например, мне несколько раз разные бабушки-дедушки приносили какие-то необычные растения, которые они замечали на своих грядках. Самый интересный вид за последние несколько лет – это марь с красными сочными плодами. В его определении нам помог Биолого-почвенный институт. Оказалось, что это североамериканский вид, и до этого в России был известен всего из нескольких точек на западе.

Один из самых больших разделов, составляющий почти треть Летописи Природы заповедника – растительность. Понятно, что в основном это изучение лесов – коренных и вторичных. Мы измеряем диаметр деревьев, считаем, сколько выросло новых, какие деревья упали. Таким образом, мы можем оценивать динамику леса, на который не воздействует человек.
С 2000 г. мы начали изучение возобновления леса на бывших вырубках. В 1994-1996 гг. нам передали участок, ранее принадлежащий лесхозу.

СВ: Когда там рубили?

ЕП: Честно говоря, мы не нашли концов, хотя обращались в лесхоз неоднократно. Скорее всего, рубили где-то в 80х.

СВ: Лес там еще не восстановился?

ЕП: Конечно же, нет! Еще много десятков лет понадобится, чтобы восстановился коренной лес. Мы провели первое описание в 2000 г., и в этом году будем делать ревизию.

СВ: Помимо растительности, какие еще исследования вы проводите?

ЕП: Проводятся наблюдения птиц. В основном во время массового пролета весной и осенью.
Ведем учет животных по белой тропе. Это зимний основной источник получения информации по численности животных – крупных млекопитающих в разных типах леса. Мы отслеживаем почти всех: тигров, рысей, иногда медведей, если весной учет проводится, белок, зайцев. Учитываем всех копытных, мелких хищников: соболей, колонков, норок, выдр, лис. Учет проводится единовременно, но территория большая, и поэтому процедура растягивается дней на 10-15. Все учетчики возвращаются, сдают дневники наблюдений и делятся яркими впечатлениями. Под тигра учет делается более подробный, по отдельной методике.

Проводятс я отдельные учеты и по мышам: весной, летом и осенью. В этом году по собранным с мышей клещам проводилось исследование по оценке очага клещевого энцефалита, и данные из нашего заповедника помогут составить общую картину по краю.

Помимо Летописи Природы наши сотрудники ведут каждый одну-две развернутые научные темы, публикуют научные статьи, книги.

СВ: Сколько сотрудников в научном отделе?

ЕП: Всего 16 человек. В заповеднике постоянно работают четыре кандидата наук. В сборе данных участвуют инспектора отдела охраны.

СВ: Скажите, пожалуйста, какие еще у вас научные группы работают в заповеднике в этом году помимо группы ДВГУ-ДВФЭЗ?

ЕП: Мы сотрудничаем с несколькими научными организациями и не только из Приморского края. Теснее всего, конечно, общаемся с Биолого-почвенным институтом. Плотно работаем с Ботаническим садом ДВО РАН. Сейчас у нас идет интересное совместное исследование воздействия тиса и рододендрона фори на другие растения.

Есть у нас договор и с Московским государственным университетом на проведение практики студентов. Прямо сейчас в заповеднике работает группа из семи студентов МГУ.
Подобный договор есть и с Вяземским лесохозяйственным техникумом в Хабаровском крае. Мы с ними сотрудничаем очень давно и тесно. В мае было четверо студентов, еще столько же приедут в августе. Некоторые из студентов, которые когда-то приезжали сюда на практику, потом оставались здесь на постоянную работу.

Спектр сотрудничества заповедника очень широк. В этом году у нас впервые на практике студенты из Уральского лесотехнического университета (Екатеринбург). Это две студентки третьего курса, и они были просто поражены разнообразием нашего леса. Такого на западе не увидишь. Также мы работаем с Тихоокеанским институтом географии (Владивосток). Продолжительные исследования кабарги велись с Институтом проблем экологии и эволюции им. Северцова (Москва).

СВ: А с международными организациями вы работаете?

ЕП: Да, у нас очень интересное сотрудничество с Обществом сохранения диких животных. В 1992 году была начата работа по метке тигров радиоошейниками и произведен первый отлов. С тех пор прошло уже 17 лет. За эти годы всего было помечено 56 тигров в заповеднике. Самые длительные наблюдения были за тигрицей Ольгой – 13 лет. Она была самая первая помеченная, и это самое долгое наблюдение за меченым тигром в мире. Жаль, что браконьеры не позволили довести это наблюдение до естественного конца. Ее убили в 2005 году.

СВ: Сколько сейчас в заповеднике меченых тигров?

ЕП: Сейчас три – Галя, Вера, и месяц назад появилась Света. Последнюю впервые пометили GPS ошейником, позволяющим получать больше данных о передвижении тигра.
Спросить о совместной работе с заповедником мы решили также напрямую у Дейла Микелла, руководителя российского отделения Общества сохранения диких животных.

СВ: Добрый день, Дейл! У вас уже такая длительная история сотрудничества с Сихотэ-Алинским заповедником. Расскажите нам о принципах вашей работы.

ДМ: Действительно, мы работаем здесь уже очень давно, и за это время были проведены уникальные исследования. Мы изучаем не только тигров. Например, уже два года поддерживаем исследования рыбного филина. Мы стараемся не просто приехать и вести свою отдельную научную работу, а выстраивать совместное сотрудничество. Во всех наших проектах участвуют в равной степени и американские и российские специалисты.

СВ: Очень часто не только среди обывателей, но и у представителей власти встречается непонимание роли охраняемых природных территорий. Как вы считаете, насколько нужна, например, проводимая в заповедниках научная работа?

ДМ: Здесь отбирается очень большой фактический материал, позволяющий оценивать не только динамику местных экосистем, но и отслеживать влияние глобальных изменений. Наблюдения здесь ведутся десятилетиями, и это дает очень точное представление о происходящих изменениях. Люди, собирающие эти данные, замечательные данные, даже не вполне представляют себе их научную ценность и важность в международном масштабе.

У нас и у российских ученых различные подходы. Нельзя сказать, что один лучше, другой хуже – они просто разные. И при объединении наших усилий, мы можем добиваться больших результатов. Это очень важно, чтобы российские ученые были частью международного научного сообщества, больше общались с коллегами, больше обменивались информацией. Наука не может развиваться обособленно, она должна двигаться вперед.

Мы построили здесь целый научный центр, главным образом, чтобы у молодых приезжающих сюда ученых было рабочее место. Молодые специалисты должны видеть, что для них создаются хорошие условия и есть большой потенциал для развития природоохранной биологии.