Этот полустанок ничем не отличался от других, таких же построек, разбросанных на длинных уральских перегонах между крупными станциями. Заплёванный семечками бетонный пол, окурки под облупившейся и изрезанной ножами скамейкой; стены, испещрённые надписями, начиная от "AC/DC", "Петя – дурак" и "Коля + Лена = любовь" и заканчивая импортными "факами". В самом тёмном углу – всегда закрытое окошечко кассы, и рядом – замазанное извёсткой расписание поездов. Ещё на полустанке имелся буфет, и он, как ни странно, работал.

Полная розовощёкая буфетчица в грязно-белом переднике налила мне стакан ещё тёплой бурды, которую во всех подобных заведениях именуют "кофе с молоком", выдала два свежих сметанника и, сделав вид, что не нашла сдачи, удалилась к себе в подсобку.

Кроме меня, в буфете был лишь один посетитель. Он расположился за столиком у окна и пил сок с теми же сметанниками.

– А соку у вас нет? – громко спросил я в тёмный проём подсобки.

– Кончился, – лаконично отозвались из глубины.

Я направился к окну.

– Разрешите?

– Да, конечно.

Мужчина подвинулся, уступая мне место, и переставил в угол умостившийся под столом чёрный "дипломат".

– И как вы это пьете? – осведомился он, указывая на мой "кофе".

– Да вот как-то пью, – усмехнулся я. – За неимением лучшего...

– Не следует довольствоваться худшим, – закончил он.

Я молча отхлебнул "кофе" и принялся за сметанник, изредка поглядывая на своего соседа. На вид ему было лет двадцать шесть – двадцать восемь, но чувствовалось, что он многое повидал за свою жизнь – обветренное, хотя и довольно интеллигентное лицо, прямой нос, ровные, немного насупленные брови. И какая-то отчуждённость, притаившаяся в глубине серых, со стальным отливом глаз.

Незнакомец допил свой сок и достал из кармана пачку "Кэмела". Я молча указал на табличку "Не курить" в углу, но он, в свою очередь, указал на кучу окурков под этой табличкой и щёлкнул зажигалкой. Дурные примеры заразительны, и я, покончив с "кофе" и сметанниками, тоже достал сигарету. Незнакомец предупредительно протянул мне горящую зажигалку раньше, чем я начал искать по карманам спички. С минуту мы молча курили. Молчание становилось тягостным.

– Вы куда едете, если не секрет? – поинтересовался я.

– Никуда.

– Что же тогда, простите за нескромный вопрос, вы здесь делаете?

– Курю.

– Ну, я тоже курю. И жду поезда.

– А я курю и не жду поезда. Хотя нет. Жду.

– Ну вот, а говорили, никуда не едете.

– Не еду.

– А, так вы кого-то встречаете?

– Почти угадали. Несколько странный у нас разговор, не находите?

– Пожалуй...

– Но, я вижу, вас заело любопытство.

– Ну, как вам сказать...

– А так и говорите. Я не обижусь. Я вообще разучился обижаться. К людям я или равнодушен, или ненавижу их.

– Ну, зачем же так? По-моему, люди этого не заслужили.

– На моём месте вы тоже изменили бы своё мнение о людях.

– Ну... не знаю. Я, к счастью, не на вашем месте. И всё же, что плохого сделал вам род человеческий?

– Именно что "к счастью". Это длинная история. – Он взглянул на часы. – Осталось чуть больше часа. Могу и рассказать, коль уж вам так интересно. Как раз успею.

Он достал новую сигарету, закурил. Я приготовился слушать. Судя по всему, ему страшно хотелось выговориться, пусть даже первому встречному – всё равно кому. И пусть выговорится. Может, легче станет.

– Вы когда-нибудь слышали про оборотней? – неожиданно спросил незнакомец.

– Слышал, конечно. Читал, вернее. В сказках, в детстве еще. Ну и фильмы там, "жутики" всякие...

– Понятно. А вам никогда не приходило в голову, что эти сказки и "жутики" могут иметь под собой реальную основу? Пусть сильно искажённую, стилизованную, приукрашенную вымыслом, изменённую тысячекратными пересказами, затасканную во второсортных фильмах, но – реальную?

– Нет, не приходило.

– А зря. Мне вот пришло. Давно, лет десять назад. И я начал собирать сказки, мифы, легенды, старинные трактаты, просто упоминания об оборотнях. И оказалось, что подобные поверья и истории, в разных вариантах, существуют практически у всех народов. На востоке это тигры и лисы-оборотни, у нас и в Западной Европе это обычно вервольфы; есть упоминания о медведях-оборотнях и так далее.

В большинстве сказок оборотни – как правило, персонажи отрицательные, вот они и превращаются в опасных для человека зверей, чтобы легче было убивать свои жертвы. А в конце приходит какой-нибудь добрый богатырь, убивает вовкулака, и – счастливый конец. Для всех, кроме перевёртыша, разумеется. Так оно, по-видимому, и бывало на самом деле.

– В смысле – "на самом деле"? Вы что, хотите сказать...

– Да, да, именно это я и хочу сказать! Оборотни – не выдумка. Существовали люди, знавшие какой-то секрет, дававший им возможность превращаться в зверей. Естественно, их считали злыми колдунами, и, если узнавали об их способностях – убивали. Люди всегда боялись того, чего не понимали. И из страха старались уничтожить всё непонятное.

– Но постойте! Это обычная мистика. Точно так же можно "вывести" существование леших, водяных, русалок, драконов и любой другой чертовщины!

– А кто вам сказал, что всей этой "чертовщины" нет и никогда не было? Может, и была. Может, и сейчас прячется где-нибудь в глухих чащобах, подальше от людей. Но тут я с вами спорить не стану – нет доказательств. А насчёт оборотней доказательства у меня есть. Я сам оборотень.

" Сумасшедший!" Как видно, эта мысль отразилась на моем лице.

– Что, испугались? – сейчас он должен был усмехнуться. Но он не усмехнулся. Только в голосе прозвучали едва заметные нотки горькой иронии.

– Не бойтесь. Я не сумасшедший, – голос его прозвучал устало. – Я и в правду оборотень. На моё несчастье.

Он замолчал. Я тоже молчал, чувствуя, что это только начало. Незнакомец снова достал сигарету, и я последовал его примеру.

– Да, я оборотень, – снова заговорил он. – Но не совсем такой, как в сказках. Понимаете, я изобрёл средство, при помощи которого любой человек может менять свой облик. Вообще-то я нейрокибернетик. Слышали о такой специальности?

– Краем уха.

– Могли и вообще не слышать. Наука эта новая, и я попал в один из первых наборов на свою специальность. Есть такой институт биокибернетики, под Москвой. Вот туда я и поступил.

Я был на четвертом курсе, когда наткнулся на эту идею. То есть, наверное, сидела она во мне уже давно, но окончательно оформилась лишь к тому времени. Вы не специалист, но я постараюсь кратко объяснить вам суть. В мозгу человека существует несколько центров, назначение которых до сих пор неизвестно. Они, вроде бы, не влияют ни на память, ни на мышление, ни на восприятие, ни на гормональную сеть – но зачем-то они всё же нужны – природа ничего не делает зря. И ещё. Где-то в человеческом организме запрятан огромный запас энергии. Иногда, в экстремальных ситуациях, он высвобождается, и тогда человек творит чудеса: женщина приподнимает самосвал, наехавший на её ребёнка, рабочий, испугавшись забежавшего в котельную кабана, запрыгивает на пятиметровую высоту, а потом не может слезть – я знаю десятки примеров.

Так вот, мне пришло в голову, что один из тех загадочных мозговых центров открывает "клапан" для высвобождения запаса энергии, а другой регулирует форму её высвобождения. И одной из таких форм может быть трансформация человека в другое существо. Сознание и память при этом должны сохраняться – иначе "оборотень", один раз превратившись, не смог бы снова стать человеком.

Но для такой трансформации нужны ещё некоторые условия. Во-первых, надо уметь управлять трансформационным центром. А мы не умеем. Я немного научился, да и то без стимулятора обойтись не могу.

А во-вторых, надо "знать", в кого превращаться. В мозгу должен быть записан генетический код зверя, которым ты хочешь стать. Он как бы, говоря языком кибернетиков, задаёт программу. Без неё "компьютер" – наш мозг – работать не будет.

И я нашел в мозгу нужный узел! В нем имелись "чистые" нервные клетки – они предназначались для записи кода. Но код мог быть записан только один – вот почему оборотни в сказках почти всегда имеют "узкую специализацию".

У колдунов из сказок всегда есть разные колдовские зелья. Я думаю, часть из них представляли собой препараты для генетического кодирования. Эх, раздобыть бы где-нибудь такого зелья на анализ! Но где его теперь найдёшь – сейчас настоящих колдунов практически нет, одни шарлатаны...

Ну, а я обошёлся вообще без зелья. Современная наука располагает такими средствами, о которых и не мечтали средневековые колдуны. В частности, нейроволновыми излучателями. Простейшая модуляция на нужном мозговом ритме – и вся информация вводится прямо в мозг в течение нескольких секунд.

Но с этим я не спешил. Сначала нужно было научиться управлять трансформационным узлом мозга. Эксперименты я ставил на себе. Для начала досконально изучил, какие нервные окончания ведут к этому узлу. И оказалось: все они выходят в так называемые активные точки, известные восточной медицине уже тысячи лет. В частности, в эти точки производится иглоукалывание. Я нашёл двадцать восемь таких точек, но теперь мне достаточно четырёх, и пользуюсь я не электрическим разрядом, как в первый раз, а собственными пальцами.

Итак, способ кодирования найден, узел найден, способ воздействия на него тоже найден. Я предусмотрел всё, в том числе и специальный стимулятор, повышающий чувствительность нервных окончаний.

В древности, я думаю, знавшие секрет обходились без подобных ухищрений. Что-нибудь вроде йоги, долгий путь совершенствования, в результате которого человек обретает контроль над своим организмом, включая мозг – в том числе и над трансформационным узлом. Не знаю, как они добивались нужного результата, но знание это, без сомнения, зародилось на Востоке, а потом уже начало просачиваться в Европу, да так до конца и не просочилось. Во всяком случае, на Востоке легенд об оборотнях куда больше, да и сейчас, я думаю, там сохранились люди, знающие секрет превращений.

Но я отвлекся, – он взглянул на часы. – Осталось полчаса, а я не рассказал и половины.

Итак, всё было готово, но оставалась последняя проблема – как потом снова стать самим собой? Я долго думал над ней, но, так ничего и не придумав, решил положиться на русский "авось" – как-нибудь выкручусь. Имелась у меня одна мысль, и, как позже оказалось, я был абсолютно прав. Трансформированное состояние для человека, как системы, должно являться энергетически невыгодным, и при достаточном постороннем воздействии человек должен самопроизвольно возвращаться в исходное состояние. То есть, вновь обретать человеческий облик. Я надеялся, что для этого будет достаточно новой порции нейростимулятора.

Из всех зверей я остановился на тигре. Почему? Сам не знаю. Тиграм я всегда симпатизировал. Сходил в зоопарк, выбрал там понравившегося мне тигра помоложе и снял с него копию. Как? Очень просто. Под вечер, когда у клеток никого не было, я стрельнул в него иглой со снотворным из духовой трубки, какой до сих пор пользуются южноамериканские индейцы. Снотворное это действует почти мгновенно, и тигр свалился у самой решетки. А я быстро перелез через барьер, вытащил шприц и взял пару кубиков крови на генетический анализ. Это для меня дело привычное. Ну а потом закодировал полученную информацию и ввёл её в свой трансформационный узел. Я понятно объясняю?

– Ну... более или менее.

– Осталось двадцать минут. Ну ладно, постараюсь покороче. Вы представляете моё волнение, когда я впервые лег на "прокрустово ложе" с электродами, проглотил стимулятор, подождал, пока он подействует, и протянул палец к кнопке? То самое, что называется "и хочется, и колется". Но хотелось всё-таки больше. И я нажал кнопку.

А вот этого вы представить себе не можете! Это надо почувствовать. Ощущение свободы, какой-то воздушной лёгкости, слияния со всем миром – нет, такое невозможно передать словами! Ради одного этого ощущения можно было навсегда остаться тигром, если бы эксперимент не удался.

Ощущение это длилось лишь какое-то мгновение, но я сумел растянуть его до... Нет, не могу подобрать слов. Нет таких слов в человеческих языках. А потом я почувствовал, что всё стало, как обычно. Ну, думаю, – не сработало. Уже хотел встать, и тут взглянул в зеркало. А оттуда на меня смотрит тигр. Натуральный. Уссурийский. Совсем как тот, с которого я снимал копию.

Получилось!!!

Пошевелил лапами – шевелятся. Хвостом – тоже. Меня никто не учил, как пользоваться хвостом – как-то само собой вышло.

И целая гамма новых ощущений. Звуки, запахи! Правда, цвета несколько тусклее, но к этому быстро привыкаешь. Я был на седьмом небе от счастья. Целый час носился по комнате, привыкал к новому телу. И на первых порах довольно неумело, потому что, в конце концов, в дверь стали звонить соседи. Была у меня мысль их попугать, но дверь лапами открыть не смог. В общем, ушли они. Я тогда к стимулятору. На всякий случай двойную дозу проглотил. Несколько секунд прошло, и вдруг – как толчок какой-то. Всё вокруг поплыло, комната перед глазами кружится... Потом пришёл в себя, глядь в зеркало – а это уже снова я. Стою, в чем мать родила, на четвереньках, глаза квадратные, и в зеркало смотрю.

Ну и пошло. Пристрастился я к этому делу, как к наркотику. Каждый вечер на несколько часов становился тигром. Был у меня большой соблазн в таком виде на улицу хоть на минуту выскочить – озорство играло – но, всё же, не выскочил. Вдруг кого-нибудь инфаркт хватит, думаю.

Ну, недели через две я немного успокоился, написал, как полагается, заявку на изобретение и отправил в Госкомитет...

– Подождите! Извините, что перебиваю, – эта мысль только сейчас пришла мне в голову, – но тут у вас неувязочка получается. А закон сохранения массы? Вы ведь сколько весите? Килограммов семьдесят... ну, восемьдесят. А тигр – двести.

– До трехсот, – он посмотрел на меня, как на школьника. – И все почему-то забывают, что нет закона сохранения массы, а есть закон сохранения массы-энергии.

Я прикусил язык.

– Так вот, послал я заявку в Госкомитет, и тут-то начались неприятности. На заявку мне не ответили. Я послал вторую. После неё в деканат пришла бумага, в которой администрацию просили прекратить неуместные шутки с моей стороны. С меня сняли стипендию и влепили выговор. Но я не сдавался. Я понял, что словами здесь ничего не докажешь. Надо было продемонстрировать всё на деле. И я продемонстрировал. После чего меня выгнали из института "за хулиганство с использованием гипноза". Видели бы вы лица этих "экспертов", когда я у них на глазах превратился в тигра! Как они лезли на деревья, как удирали в разные стороны! А потом всё свалили на гипноз, а меня выгнали.

Вот тогда я действительно озверел. Уже собирался предпринять очередную трансформацию и заявиться в таком виде в институт, но потом махнул рукой. Мне вдруг стало всё равно. Не хотите – не надо. А я буду жить в своё удовольствие. И не человеком, а тигром – как мне хочется.

И я уехал на Дальний Восток. Вышел на каком-то забытом богом полустанке, вроде этого, один, без вещей, с одной только коробкой стимулятора. И пошел в тайгу. Для верности шёл двое суток, хотел забраться подальше. Потом разделся, закопал одежду, "настроился" и нажал на нужные точки.

Он немного помолчал.

– Вначале было очень трудно. Я попросту не умел охотиться. Не умел выслеживать добычу, бесшумно подкрадываться, часами лежать в засаде – пока всему этому научился, чуть не умер с голоду. Но, всё же, не умер. И научился. И чем дальше, тем легче мне становилось, тем свободнее дышалось в лесу. Лес принял меня, я чувствовал себя здесь своим. У меня появилась настоящая тигриная походка, движения стали мягкими, упругими, я научился зря не тратить силы, а в нужный момент выкладываться в стремительном броске. Это приходило постепенно, само собой. Я открывал все новые возможности своего тела, и мне все больше нравилась моя жизнь.

А потом я встретил её.

– Кого – её?

– Кого? Ну, её. Тигрицу. У тигров нет имен, но для себя я называл ее Грацией. Да, она и была сама грация. Куда мне до неё! Мы были счастливы. Ведь тигры – кто сказал, что у зверей нет разума? – он у них есть! У тигров, по крайней мере. Не смотрите на меня, как на психа. Я знаю, что говорю. Они не глупее нас. Да, они не делают орудий труда и не изменяют природу – но им это и не нужно. Они сами – часть природы. Разумная часть. У них есть свой язык – очень простой, я выучил его за месяц. Но мы с ней им почти не пользовались – нам он был не нужен. Мы и так понимали друг друга. Да, мы были счастливы. Я никогда не был так счастлив до того, и никогда уже не буду после.

Но это длились недолго – всего полгода.

Он вздохнул и снова замолчал.

– В то утро мы охотились порознь. Я как раз подбирался к косуле, когда услышал выстрел. И сразу почувствовал – что-то случилось с Грацией. Не знаю как, но почувствовал. И бросился на звук. Я нёсся, не разбирая дороги, но опоздал. Видел, как по проселку проехала машина, и заметил за стеклом лицо человека. Сытое, самодовольное. Оно до сих пор у меня перед глазами.

Мой собеседник порылся в карманах, достал листок бумаги и молча протянул его мне. Я посмотрел на листок. Обрюзгшее лицо человека лет пятидесяти, с глубоко посаженными маленькими глазками и обвислыми "бульдожьими" щеками. Весь рисунок был истыкан ножом. Я представил себе, как незнакомец, привесив картинку к стене, остервенело и метко, бросал в неё большой охотничий нож, и каждый раз лезвие с тупым звуком глубоко вонзалось в стену.

На рисунке было лицо Ляшенко.

Я поднял взгляд.

Незнакомец спрятал листок обратно в карман и с усилием произнес:

– Вот и всё. Почти всё. Грации я не нашёл, но обнаружил следы крови. Вот когда я узнал: и тигры могут плакать... На следующий день я отправился к тому месту, где зарыл одежду и стимулятор. Месть. Единственное, что мне оставалось.

Я поступил работать на прииски. За год заработал достаточно, чтобы начать розыск. Дважды этот гад уходил от меня, но теперь не уйдёт. Осталось десять минут.

Он помолчал.

– Теперь вы понимаете, почему я не люблю людей? Они отняли у меня всё. Но я бы всё простил, если б не Грация, – он застонал, стиснув зубы, и отвернулся. По-моему, он плакал.

Да, переубеждать его бессмысленно. Да и стоит ли? Но я обязан попытаться. Ляшенко, конечно, тип ещё тот – но мы обязаны его защитить. И будет лучше, если дело обойдется без эксцессов.

Наши сведения частично подтверждали рассказ незнакомца. Два года назад Ляшенко действительно привлекался к суду по делу о браконьерстве, но каким-то образом выкрутился. А недавно обратился к нам с просьбой защитить его жизнь. Он был напуган до икоты. Якобы, на него уже дважды покушались. Но ничего подобного мы и предположить не могли! Если только рассказ моего собеседника – правда...

– И не пытайтесь меня переубедить, – он словно читал мысли. – Или, тем более, задержать. Пистолет вам не поможет.

Он меня раскусил! С самого начала. Молодец! Но задержать его всё же придётся.

– Если вы обещаете не покушаться на жизнь Ляшенко, я не стану вас задерживать. С Ляшенко разберётся закон. Я понимаю ваши чувства, но никто не имеет права... – ах, черт, слова не те, казённые какие-то... Осталось пять минут.

– Ни черта вы не понимаете! Не были вы в моей шкуре! – он уже кричал. – А Ляшенко я всё равно убью!

– Ну что ж, тогда пройдёмте со мной, – нас разделяет столик. Так, спокойно. Сейчас шаг назад, и достаю пистолет. Если что – стрелять по ногам.

– Послушайте, не дурите. Вы мне ничего плохого не сделали, но если вы попытаетесь мне помешать...

Я делаю шаг назад. Рука уже нащупывает рубчатую рукоять "Макарова".

Этого я предусмотреть не мог. На меня через стол метнулось что-то темное, бесформенное. Из глаз брызнули искры, и вокруг сомкнулась тьма.


... Очнулся я почти сразу. Лежал на полу, сжимая в руке пистолет (успел всё-таки вытащить). Незнакомца в буфете не было, а за окном грохотал поезд. Сильно болела голова и шея. По-моему, он ударил меня рукой, но ощущение было – что двухпудовой гирей.

В этом поезде едет Ляшенко!

Мысль обожгла меня и, как пружина, подбросила с пола. Поезд шёл медленно, и когда я выскочил на перрон, то успел заметить, как захлопнулась одна из вагонных дверей. Он уже внутри!

Ноги слушались плохо, но я заставил их двигаться. Поравнялся с дверью, подпрыгнул, уцепился за поручень. Дверь поддалась и открылась – этого он всё-таки не учёл. Кстати, в поезде у него должен быть сообщник. Это я отметил мимоходом, вкатываясь в тамбур.

На ходу снимая "Макаров" с предохранителя, толкнул дверь. У самой двери в коридоре лежал Миша Беликов. Он был без сознания – видимо, получил такой же удар, как и я.

В каком купе едет Ляшенко?

Я подхватил Мишу под руки, усадил на откидное сиденье и встряхнул. Миша застонал и открыл глаза.

– А, Николай, – вяло сказал он и снова обмяк.

Я яростно захлестал его по щекам – надо было срочно привести его в чувства. Через несколько секунд Миша снова открыл глаза. На этот раз взгляд его был уже осмысленным.

– Где Ляшенко?!

– Четвёртое купе.

Миша попытался подняться, но не смог.

– Достань пистолет и сиди здесь. Если он выскочит – стреляй по ногам, – я уже бежал по проходу.

– Там Сергей, – слабо крикнул мне вдогонку Миша.

Это не меняло дела. Сергей сейчас, скорее всего, находился в том же состоянии, что и Миша две минуты назад.

Вот и четвёртое купе. За дверью раздается пронзительный крик. Так может кричать только человек, увидевший свою смерть. Успеть! Рывком отбрасываю в сторону дверь.

– Стоять! Руки за голову!

Но что это?! На меня бросается что-то чёрно-рыже-полосатое. Прямо перед собой я вижу усатую морду и оскаленные клыки. Тигр! Палец сам жмёт на спуск. В то же мгновение меня сбивает с ног. Я стреляю ещё и ещё раз. Оскаленная морда плывет перед глазами. Кажется, это конец. Но нет, он почему-то медлит. Я с усилием поднимаюсь, держась за дверь. На полу в луже крови лежит незнакомец. Он совершенно голый и смотрит мне в глаза.

– Эх, ты...

Его голова бессильно откидывается назад. На сидении обмяк Ляшенко. На другом безвольно раскинулся Сергей. Кажется, он жив, хоть и без сознания.

Но что это было? Галлюцинация? Гипноз? И зачем я стрелял?! Ведь хорошего, в общем-то, человека убил. Не повезло ему. Опять не повезло.

– Поторопился ты, оборотень. Не успел я тебе сказать. Жива твоя Грация. Тогда её ранили только, а потом вылечили и в зоопарк отправили...

Снова галлюцинация?! Очертания человека на полу начали расплываться, он весь светился, внутри него что-то лилось, перетекало, меняло форму. И вот уже передо мной не человек, а... снова тигр! Целый и невредимый. Но на этот раз я выстрелить не успел. Одним движением высадив стекло, он выпрыгнул в окно.

В углу зашевелился Ляшенко. Он, похоже, просто потерял сознание от страха. И тут, ни с того, ни с сего, я начал хохотать. Наверное, это была истерика. Наверное, капитан милиции, от которого только что сбежал опасный преступник, должен вести себя несколько иначе, но я ничего не мог с собой поделать. Застонал, приходя в себя, Сергей.

Всё было в порядке.


Вот, пожалуй, и всё. Конечно, меня могут обвинить в мистике, в чертовщине, в банальной лжи, списать всё на галлюцинации после удара по голове, на тот же гипноз – но всё это я видел собственными глазами. Тот человек действительно был оборотнем. До сегодняшнего дня о нём больше не поступало никаких сведений. Если не считать известия, что из владивостокского зоопарка сбежала тигрица, и её так и не поймали. А ведь ту тигрицу отправили именно туда...


Часто, во время бесконечных ночных дежурств в отделении, когда, как ни странно, ничего серьёзного не происходит – что бы ни писали в прессе об "обострении криминогенной обстановки" – я вспоминаю эту встречу на глухом полустанке. Неподдельную радость, которую успел прочесть в желтых тигриных глазах, и мощное гибкое тело, мелькнувшее в воздухе...

Неужели тайна превращений была разгадана и вновь утеряна вместе с этим человеком... оборотнем?

Может быть, он ещё объявится?

Хотя вряд ли. Я бы на его месте не вернулся.

И в такие моменты мне хочется выть от тоски, выть на полную, равнодушную к нам, людям, луну.

Как равнодушны были к нему все мы.

Люди.

И лишь где-то на самом дне бездонной пустоты внутри меня теплится маленький огонёк надежды...