Ольга Перовская
Рассказ из сборника "Ребята и Зверята"

Мы играли в саду за домом, когда вернулись охотники. С террасы закричали:

— Бегите скорей, посмотрите, кого привезли! Мы побежали смотреть.

По двору, описывая круг перед крыльцом, проезжали одна за другой телеги. На них были шкуры зверей, рога диких козлов и кабаньи туши. Отец шагал у последней телеги, а на ней, на передке, сидел, сгорбившись и озираясь по сторонам... тигрёнок. Да-да, самый настоящий тигрёнок! Усталый, покрытый пылью, он ухватился когтями за край телеги и так протрясся по двору. А когда лошадь остановилась перед крыльцом, где стояло много людей, он испугался, попятился и растерянно оглянулся на отца.

— Ну вот, Васюк, и приехали! — сказал ему отец.

Он взял тигрёнка на руки и отнёс его на террасу.

Как только наступал вечер, и дневная суета заканчивалась, Рысь ложился на самую верхнюю ветку и слушал, как где-то вдалеке тихо плакал Тигр... Он никогда не видел его, но каждую ночь слышал его плач. Он знал, что ни одно живое существо не было способно расслышать в тяжком дыхании большой кошки горький плач, по чему-то далёкому и недостижимому, что лежало по ту сторону решётки.

Где это было, на каких континентах? В странах северных или южных, в зной, стужу? Во времена давние или будущие? Знаю только наверняка, что это меня касается всегда.

Из-за чего случилась война – известно точно. Обозначить врага так же необходимо в драке, как копьё, лук, ружья, пулемёты, бомбы...

Они победители над ТЕМИ.

После боя в лагере праздник. Среди хмеля толпы веселящихся воинов – мальчишка, добротный кинжал на боку. Подвижен, ловок и отважен в речах. Задирается, едва его затронут ненароком, или нарочно, для потехи.

Напористый нрав мальчугана понравился – взяли с собой. Всё равно малому: или с голоду, или в бою потерять голову. А ещё он яростно ненавидел ТЕХ. И при виде пленных кричал: "Убей!"

Н. Ловцов
Повесть об уссурийском тигре из сборника "Полосатый Эргени"

Полуголые ребятишки шаловливой стайкой бегали по мокрому песку. Под каймой берега лениво плескался Амур и нагонял на отмели шумливые волны. Недалеко, на пригорке, у летних юрт, сидели старики гольды. Они молча попыхивали трубками, отгоняя надоедливую мошкару, и прислушивались к гомону.

Громкий детский смех висел над рекой и вместе с рокотом волн отдавался в стойбище.

Но вот ребятишкам надоело шлёпать по песку, и они, как вспугнутый табун лошадей, один за одним, припрыгивая и перегоняя, с озорным криком проскакали мимо юрт.

Бину, самый маленький и самый бойкий мальчишка, на ходу запустил в бороду старого Шапиноя обглоданный хребет горбуши.

Александр Романовский
Рассказ из сборника "Полосатый Эргени"

Золото вверху и золото внизу. Вверху - властный живой комок, брошенный в бирюзу, внизу - бархатное волнистое марево. Огненно дышит желто-голубая страна, зажатая в клешню Амударьи и Сырдарьи. Жизнь ее цепко прижалась к водным жилам и прожилкам, буйно, вмертвую она запутала их берега, на тысячи голосов радость свою возвестила. От Нукуса до Шакал-Тугая всего пятнадцать километров. От бесчисленных рукавчиков, отводов и оросительных каналов все это дно мешка, образуемого дельтой Амударьи, промокло, отсырело. Лихо тут взметнулись из песков бамбукоподобные тростники, свирепо распушились елей колючих кустарников, а зеленые змеи лиан наглухо стянули непроницаемую душу дебрей. Человек здесь прокладывает себе дорогу-просеку топором и упорством. Он неустанно вплетает в дикие космы зарослей голубые ленты арыков, которые отвоюют ему у пустыни новые пастбища и бахчи. Кое-где, по краю борьбы, между холмиков и приютились аулы.

Виктор Потиевский
Рассказ из сборника "Полосатый Эргени"

Зверь шёл по распадку. На мгновение остановился, прислушался, едва подёргивая кончиком длинного, нервного, подвижного хвоста. Бесшумно ступая мягкими лапами по опавшей жёлтой листве, по зелёному хвощу и пожухлым осенним травам, он спустился к ручью. Приник грудью к земле, и, едва касаясь воды пушистым белым подбородком, долго и с удовольствием пил чистую прохладную горную воду, осторожно, по-кошачьи, лакая её широким розовым языком. Огромная светло-коричневая мочка носа мокро поблескивала на утреннем солнце, длинные усы шевелились, потому что Чанг во время питья всегда морщил щёки.

Он жил здесь уже одиннадцать лет. Бродил по долинам, склонам и распадкам родных своих отрогов Сихотэ-Алиня, охотился, отдыхал, играл, чаще всего один, резвясь, бегая и прыгая, особенно по первому снегу. Правда, с годами он стал сдержаннее - и резвился теперь реже, чем в ранней молодости, и волновался меньше в ожидании добычи.

Генри Лайон Олди


Оити Мураноскэ проснулся и открыл глаза. Над ним покачивалась ветка, слегка подсвеченная восходящим солнцем. На секунду Оити показалось, что он лежит под старой вишней, посаженной ещё его дедом, у себя дома. Но крик попугая напомнил ему, что дом, давно брошенный дом, весьма далёк от глухой, забытой богом и людьми деревушки на севере Индии, куда он забрёл в своих странствиях.

Мимо прошёл худощавый пожилой крестьянин в одних закатанных до колен холщовых штанах. Он мельком взглянул на расположившегося под деревом Оити и побрёл дальше. К нему уже привыкли – он жил здесь почти неделю, но вскоре собирался уходить. Он нигде не задерживался надолго.

Прислал Тигренд

История получилась весьма интересная. Я стоял в лесу, километрах в пятидесяти от города, и всматривался в ночь. Почему меня так тянуло в этот лес, я не знал, но мог догадываться. Почему-то я ничего не делал, просто смотрел в направлении, откуда я только что пришёл. Ничего не надумав, я пошёл дальше.

Мысли метались в голове, как стая бешеных кроликов. Сердце билось всё быстрее с каждым шагом. Я остановился в очередной раз и с тоской попытался собрать мысли на тему "Зачем мне всё это надо, тащиться ночью в чащу леса, якобы за тем, чего мне всегда не хватало в жизни"... Каждый следующий шаг давался труднее. Было страшно, что я не достигну того к чему стремлюсь...

Дмитрий Громов

Этот полустанок ничем не отличался от других, таких же построек, разбросанных на длинных уральских перегонах между крупными станциями. Заплёванный семечками бетонный пол, окурки под облупившейся и изрезанной ножами скамейкой; стены, испещрённые надписями, начиная от "AC/DC", "Петя – дурак" и "Коля + Лена = любовь" и заканчивая импортными "факами". В самом тёмном углу – всегда закрытое окошечко кассы, и рядом – замазанное извёсткой расписание поездов. Ещё на полустанке имелся буфет, и он, как ни странно, работал.

Полная розовощёкая буфетчица в грязно-белом переднике налила мне стакан ещё тёплой бурды, которую во всех подобных заведениях именуют "кофе с молоком", выдала два свежих сметанника и, сделав вид, что не нашла сдачи, удалилась к себе в подсобку.

Кроме меня, в буфете был лишь один посетитель. Он расположился за столиком у окна и пил сок с теми же сметанниками.